А мальчишки играли в войну.
Одна беда – никто не хотел быть фашистом
и дезертиром. Кому по считалке выпадала эта роль, был самым несчастным в игре.
Жизнь в нашем большом селе, райцентре, как будто разделили надвое сплошным черным занавесом: вчерашнюю – шумную, суетливую, в труде и заботе, с радостями и печалями, свадьбами, песнями и плясками. И сегодняшнюю – полную тревог и слез.
Еще не забыт праздник по случаю окончания полевых работ – яркий сабантуй, еще не остыли губы молодоженов после первых летних свадеб, а уже глубокая тоска придавила людей. По вечерам не играли гармошки, не пели частушки девчонки возле клуба.
Одно слово «Война!» у всех на устах, и один немой вопрос: «Что-то будет?»
Первыми уходили на фронт недавно отслужившие действительную службу молодые мужчины и командиры запаса. Их отправляли в соль-илецкий военкомат небольшими группами 1-й очереди.
Молодежь бравировала: «Да мы за две недели немчуру прогоним до самого Берлина». И только красный комроты Степан Швидко, прошедший две войны, тяжело сказал при прощании с родными:
-- Война будет долгой и страшной. Держитесь вместе, живите дружно.
Уже в начале июля, когда радио начало сообщать о стремительном наступлении немцев, бравада поутихла. А на призывной пункт, разместившийся в сельсовете, пошли толпами и запасные второго разряда, и еще не служившие в армии.
В числе первых ушли на фронт трактористы-танкисты Гурьян Лебедкин, горячий во всех делах мужик, с трудовыми кулаками. В один день отправилась кавалерийская сотня переменного состава (так называлась кадрированная дивизия).
И теперь почти каждый июльский день около сельсовета колыхалась толпа народа – призывники и провожающие. Звуки гармошек и песни уходящих перемежались с плачем и причитаниями остающихся на предстоящие испытания женщин.
К осени реже стали дни отправки, уже стали мобилизовать мужчин среднего и старшего призывного возрастов, не отказывали добровольцам.
Среди добровольцев – парни, достигшие призывного возраста, девушки, рвавшиеся на фронт медсестрами и санитарками, и взрослые мужчины, квалифицированные специалисты, освобожденные от фронта по «брони». Но велик был порыв народа, люди отказывались от привилегий и уходили на фронт. Ушел в октябре добровольцем мой отец, которого в июле вернули по «брони».
Уже не одного солдата отплакали в районе. Все чаще и чаще семьи получали извещения о гибели бойцов. Их называли «выключками». В 41-м, да и в 42-м годах, наверное, чаще получали извещения «…без вести пропал». Да и неудивительно, когда погибали целыми батальонами. В последующие годы войны пропавших без вести стало меньше, но погибали до конца войны один за другим. Ушли на фронт четыре брата Лебедкиных: Гурьян, Исаак, Артем и Афанасий. Погибли все, младший Афанасий погиб уже после Дня Победы. Мать его, бабушка моего друга детства, не выдержала последнего известия. Из погибших Вдовкиных, Долговых, Головлевых можно было формировать отделения и взводы.
Но были и «счастливые» семьи. Из четырех братьев Бунегиных погиб только Михаил. Живым вернулся и сын Ивана Бунегина – Петр с орденом Боевого Красного Знамени на груди.
С начала 42-го года стали возвращаться в село и другие «счастливцы», кто без руки, кто без ноги. Но живые! И это было счастьем для родных. Без ноги вернулся Михаил Дубинин, без руки Павел Рубцов. И сколько их еще осталось искалеченными!
До конца 44-го года отправлялись парни на фронт, уже реже и небольшими группами. А возвращались после Победы по одному, очень редко по двое-трое, до самого 47-го года. Израненные, больные, с измотанными душами. Александр Карпов с лицом в шрамах и без пальцев, Константин Никитин с туберкулезом в открытой форме, Федор Крымов и старший Завгородний с таким нервным расстройством, что каждого трясло от любого громкого звука.
Возвращение любого солдата становилось праздником для всего села. Правда, в праздники эти обильно проливались слезы вдов и сирот, которые все же не теряли веру в чудо. И мы, дети войны, вместе с матерями надеялись, что «выключка» пришла по ошибке.
Сколько же «праздников возвращения» было? Считать живых солдат, вернувшихся домой, было дурным знаком. А вот ушедших навсегда посчитали: на гранитной стене, поставленной на площади большого села, 176 фамилий. В два с лишним раза больше, чем живых. И только один трус, дезертировавший с фронта. Фамилию его не помнит никто.
Велика цена Победы! Но перед советским народом, отстоявшим свободу Родины и спасшим весь мир от коричневой чумы, склоняли голову все народы мира.
И.ВОРОБЬЕВ, Г.ЛЕБЕДКИН и другие дети войны.
