Подвиг и память. Фронтовые дороги Василия Глейкина

Тот роковой день

В 1941 году Василию Глейкину было 17 лет. Он учился на третьем курсе медицинского техникума в Урюпинске. Молодой человек хорошо запомнил этот день – 22 июня.

– Мы с друзьями-сокурсниками готовились к экзамену. Сидели с книжками и конспектами в саду у знакомого, – рассказывал Василий Николаевич. – День был теплый, воздух пропитан ароматом зелени. Экзамен ожидался сложный, но мы никак не могли настроиться на серьезный лад. То и дело отвлекались: шутили, делились планами на лето. И вдруг неожиданно громко заговорило радио. Видимо, кто-то в доме услышал тревожное сообщение и прибавил звук. С первых же слов мы поняли: случилась беда. Молотов говорил о том, что немецко-фашистские войска вероломно напали на нашу страну, бомбили приграничные территории.

Несколько минут прошло в оцепенении. Немного придя в себя, ребята стали уверять друг друга, что враг, конечно же, скоро будет отброшен. Эти фразы не были простым самоуспокоением. Мальчишки, воспитанные в лучших традициях патриотизма, искренне верили: неприятель очень скоро будет разбит и поля сражения переместятся на территорию захватчика, с мечом пришедшего на любимую Родину. 

22 июня – этот день разделил жизнь советских людей на «до» и «после». Хлопоты, мелкие тревоги – все было забыто. Ежедневно в урочные часы жители Урюпинска собирались около уличных репродукторов. Всем хотелось услышать последние новости с фронтов. Но каждый раз в сводках звучали тревожные сообщения о новых потерях, об оставленных городах и населённых пунктах.

Дом, в котором жил Василий Николаевич, находился рядом с железнодорожной станцией. И молодой человек видел, как в вагонах-теплушках отправлялись на фронт бойцы. Видел их суровые лица, страх и растерянность родных и близких. На всю жизнь остались в его памяти плач и слезы прощания: люди понимали, что расстаются надолго, а, может быть, навсегда.

– После окончания техникума весь наш выпуск отправили на сооружение оборонительных линий на подходах к Сталинграду, – вспоминал Василий Николаевич. – Мы строили блиндажи, рыли противотанковые траншеи. Мужчин было очень мало – в основном работали женщины и подростки. Не всегда тепло одетые и сытые, они тем не менее трудились, не щадя себя, в любую погоду.

Уже через год Василия и его сверстников призвали в армию. После трех месяцев обучения в Куйбышевском военном училище он был отправлен на Первый Прибалтийский фронт, а чуть позже – на Первый Белорусский.

Молодой связист

Василий Глейкин всю жизнь был искренним и далеким от показной героики человеком.

– Когда я слышу, что на войне не было страшно, я этому человеку не верю,  – подчеркивал Василий Николаевич. – Я много фронтовых километров прошагал, всякое повидал. И утверждаю: страх присутствовал всегда. Но не нужно путать его с трусостью. Постоянное напряжение обостряло внимание, интуицию, делало человека очень осторожным, заставляло искать верные и надежные способы выполнения боевых заданий. А еще оно обостряло желание жить самому и видеть своих товарищей целыми и невредимыми.

Служил Василий Николаевич в батальоне связи 91-го стрелкового корпуса, который обеспечивал связь между командными пунктами полков и штабом дивизии. Если происходили обрывы проводов, солдаты должны были устранить их или же проложить новые. Самой сложной считалась  работа с кабельно-шестовыми линиями для телеграфных аппаратов. Действовать  часто приходилось во время боя, рискуя жизнью. 

– Посылая нас на задание, командир нередко знал, что вернутся не все, но другого выхода не было: без связи корпус оказывался парализованным, – признавался  Василий Николаевич. – Помню, как однажды, восстановив порванную линию, мы зашли к командиру в блиндаж доложить о выполнении задания. Увидев нас, он подбежал, по-отечески обнял и расцеловал: «Сынки! Мальчишечки мои!». Оказалось, до нас на восстановление связи уже уходило несколько групп и никто не вернулся. А за несколько секунд до того, как мы, держа в руках моток нового провода, вошли в блиндаж, командир собирался посылать на задание новую группу. Был уверен, что и мы тоже погибли.

Спросил, не голодны ли мы. Конечно, мы давно не ели, но жаловаться было не принято. Бодро ответили, что сыты и для пущей убедительности добавили: у нас с собой полно сухарей. Командир усмехнулся и попросил показать вещмешки, а в них – одни боеприпасы. Усадил за стол, напоил горячим чаем, да еще и  с сахаром.

Боль воспоминаний

Вместе с 91-м стрелковым корпусом Василий Николаевич прошел от Витебска до Берлина. Сарны, Ковель, Хелм, Люблин, Варшава, Познань – немало пройдено боевых дорог. Немало наш герой видел горя и боли человеческой: разрушенные города с остовами выгоревших зданий, раскуроченные снарядами дороги, мертвенно замершие леса, обездоленные люди.

– Наш корпус участвовал в освобождении концентрационного лагеря Майданек, где на тот момент содержалось более десяти тысяч военнопленных, – вспоминал Василий Николаевич. – Заключенные выходили к нам из бараков, приветствовали, благодарили за спасение. Измученные, истощенные, они с трудом передвигались… При виде их даже у самых стойких солдат на глазах наворачивались слезы. Все, что было у нас съестного (а это в основном хлеб), мы отдали заключенным. Отламывали куски и вкладывали в обессиленные руки. И знаете, что меня поразило? Ни один из них не набросился на еду с жадностью. Каждый, кому достался кусок, делился им с рядом стоящим. 

– Осматривая лагерь, мы  вошли на территорию большого крематория, – продолжал Василий Николаевич. – Увидели большие печи для сжигания трупов. На складе с немецкой аккуратностью были разложены мешки с костной мукой, человеческими волосами, а еще там была одежда и даже… детские игрушки. 

До конца своих дней наш герой не мог спокойно вспоминать об этом. И каждый раз видел войну глазами себя былого – молоденького связиста, рано повзрослевшего. 

На Берлин!

Василий Глейкин участвовал в форсировании Вислы.

– Мы простояли несколько месяцев на Пулавском плацдарме и вместе со всеми укрепляли его. Затем пошли на Познань. Вступили в кровопролитный бой, из которого мне посчастливилось выйти живым, – продолжал наш герой. – Немцев под Познанью оказалось гораздо больше, чем мы думали, – несколько десятков тысяч. Однако они вырвались из города и начали отступать. Но их все-таки удалось загнать в котёл, окружить и уничтожить. Бой был смертельным. Казалось, что протекавшая рядом речка стала красной не от лучей заходящего солнца, а от пролитой человеческой крови.

А потом было сражение за Берлин. В четыре часа утра 16 апреля при свете мощных прожекторов началась атака. Эта битва описана в книгах, показана в фильмах, но реальность была гораздо страшнее. 

Последний день войны запомнился мне так же хорошо, как и первый. Ясным днем 8 мая мы узнали о подписании акта о безоговорочной капитуляции. Радости не было предела. Конец войны для каждого означал начало новой жизни.

В мирное время

Для Василия Глейкина победный май не означал окончания службы. Он был переведен в 66-й Краснознаменный полк связи.

– Нам выпала высокая честь работать на Потсдамской конференции, – отмечал он. – Как начальник смены узла связи, я контролировал работу связисток и телеграфисток. Наша комната была на втором этаже, и мы из коридора могли видеть участников конференции, прогуливавшихся во дворе здания.

На родину Василий Глейкин вернулся лишь спустя несколько лет после войны. В родном городе долго не пробыл. Его дядя, Федор Михеевич Маркин, живший в Новотроицке, пригласил племянника с семьей в наш город. Поскольку у Василия было медицинское образование, его взяли на санитарно-эпидемиологическую станцию. В обязанности бывшего фронтовика входил контроль за соблюдением правил охраны труда на предприятиях города.

Действовал Василий Николаевич твердо и бескомпромиссно. Был очень требователен к себе и окружающим. Вскоре его пригласили на комбинат. Работа была связана с экологической защитой города. Трудно переоценить вклад, который внес Глейкин в решение этой сложной  проблемы.