В истории литературы и общественной жизни бывают такие периоды духовной растерянности, отчаяния, тоски, из которых находят разные варианты выхода. Кто-то начинает проповедовать тактику «разумного эгоизма», сочетающего личные интересы с общественными запросами, кого-то устраивает просто эгоизм, гребущий под себя и видящий в других людях только средство или препятствие для личного благополучия.
Народным заступником называли когда-то великого русского поэта Н.А.Некрасова. Собственно говоря, он и великим стал именно потому, что не искал какой-то спасительной философии, а всем сердцем воспринял земные скорби народа, его страдания и беды.
Поздняя осень. Грачи улетели,
Лес обнажился, поля опустели,
Только не сжата полоска одна…
Грустную думу наводит она.
«Грустная дума» пронизывает все творчество поэта. «Это было раненое сердце, раз и на всю жизнь, – говорил о нем Достоевский, – и незакрывшаяся рана эта и была источником всей его поэзии, всей страстной до мучения любви этого человека ко всему, что страдает от насилия, от жестокости необузданной воли, что гнетет нашу русскую женщину, нашего ребенка в русской семье, нашего простолюдина в горькой так часто доле его».
В молодые годы Некрасов испытал много страдания и горя. Но в целом его жизнь прошла в благополучии и даже в роскоши. Он был востребованным поэтом, удачливым издателем и журналистом. Это противоречие между личной жизнью поэта и его ролью «печальника народного горя» раздражала многих современников Некрасова и вызывала ряд упреков, выраженных порой и в поэтической форме.
Дышит речь твоя жаркой любовью,
Без конца ты готов говорить,
И подумаешь, собственной кровью
Счастье ближнему рад ты купить.
Что ж ты сделал для края родного,
Бескорыстный мудрец-гражданин?
Укажи, где для дела благого
Потерял ты хоть волос один!
Нищий духом и словом богатый,
Понаслышке о всем ты поешь
И бесстыдно похвал ждешь, как платы,
За свою всенародную ложь.
(Иван Никитин)
Насколько справедливы эти строки, трудно судить. В России среди «страдальцев за народ» было много богатых и знатных людей. Многие из них, в том числе и граф Л.Н.Толстой, тяготились своей знатностью и своим богатством, готовы были бросить все и жить, как все простые люди. Не бросали: жена, дети, сословные предрассудки. Но никто из них не бросил ни одного камня в свой народ, и каждый понимал, что несправедливое положение вещей не может быть вечным. Может быть, потому либеральные идеи имели такое хождение на Руси, и даже революционеры-террористы не были осуждены передовым общественным мнением.
Так или иначе, но у народа никогда не было средства для самовыражения. От его имени говорили другие люди, представители так называемой элиты общества. По мнению современного философа А.С.Панарина, именно элита является голосом нации: «Все страстные, но не находящие адекватного самовыражения томления народа, его глубинные интересы, его мечты и протесты – все это улавливается сыновним чувством элиты и отливается в творения литературы, в политические инициативы, в новые административные решения. Сегодня мы наблюдаем катастрофу национального молчания. Никогда еще нацию не отбрасывали так далеко назад, не похищали так дерзко ее ресурсы и права, и тем не менее она молчит. А все дело в том, что элита, переориентированная на глобальные приоритеты, перестала быть полпредом нации и ее голосом».
И среди самой элиты лидерские культурные позиции заняли не те, кто самоотверженно занимался творческим трудом, а те, кто стал специализироваться в области культуры досуга, развлечения, развращения нации. Народ, когда-то бывший носителем высшей правды («глас народа – глас Божий»), превратился в глазах современной элиты в жадную до развлечений толпу, которая потребит все, что ей навязывается «сверху». Такой народ не нуждается в просвещении и милосердии, его можно только презирать и унижать. Сами развращаем – сами и презираем.
А если народ не достоин ни сам себя, ни лучшей участи, то с ним можно не церемониться. Его можно отбросить на самые социальные низы и говорить о том, что он ленив, не активен, лишен предпринимательской жилки. Его можно опустить на самый низкий культурный уровень и говорить, что ему все равно не доступны великие творения культуры и искусства. Ему можно навязывать самые дикие представления о морали и в то же время кричать о люмпенской психологии народных низов.
Еще вчера обездоленность выступала как социальное понятие, связанное с несправедливыми условиями, которые надлежит исправить. Сегодня обездоленность выступает как расовое понятие, обозначающее неисправимую ментальность тех, кто обездолен и на самом деле достоин своей участи.
«Замолкни, Муза мести и печали!» – взывал уставший от бесплодной борьбы поэт. Сегодня Муза в таком призыве не нуждается. Она давно безмолвствует, а если и подает где-то свой голос, то он никому не слышен и никем не воспринимается, поскольку заранее объявлен гласом вопиющих в пустыне бедняков и неудачников. Современные властители дум перекраивают историю, пишут детективы, собирают байки Невского проспекта и Арбата. Новых Некрасовых и Толстых нет. И появятся ли?
