Если бы все слова, произнесенные человечеством за тысячи лет существования, не растворялись в воздухе, а скапливались в одном месте, как собираются грозовые облака, то гул бы от таких скоплений разносился далеко вокруг подобно грому. Но, пожалуй, всё, что наговорено и наболтано миром за последние двадцать лет, скопилось бы в такую огромную и чёрную тучу, размеры которой намного бы превышали словесные облака тысячелетий.
«Слова у нас, до важного самого в привычку входят, ветшают, как платье», – писал Владимир Маяковский. И заставил «сиять заново величественное слово – Партия». Эти стихи были написаны в 1924 году, после смерти В.И.Ленина. Партия тогда, конечно, была, но её значение в системе российской власти понимали не все. И должность генерального секретаря поручили самому «скромному» среди ярких большевистских вождей И.В.Сталину. Только через десять лет после стихов Маяковского всем безоговорочно стало ясно, какая должность главная и кто в стране Хозяин. И хотя поэт воспевал не должность генерального секретаря, а партию, представляющую из себя «миллионов плечи, друг к другу прижатые туго», «спинной хребет рабочего класса», «бессмертие нашего дела», всё равно его слова в какой-то мере предрекали события, а не шли за ними вослед.
Впрочем, стихи – это особый случай. Многие из них пишутся как в последний раз и поэтому воспринимаются не как обычные слова. Но в любой речи чаще всего запоминаются первые и последние слова. Опытные ораторы на этом строят свои выступления. На суде подсудимому предоставляется «последнее слово», и звучит оно перед приговором, не затёртое уже никакими другими словами. Подсудимый может сказать о том, что он виновен или не виновен, просить о снисхождении или настаивать на своей правоте, но в любом случае подразумевается, что он будет говорить о главном. И отказ от последнего слова – это тоже главное. И крик: «Маша, дождись меня!» – вместо последнего слова – это тоже главное. Что сказано, то сказано – возврата нет.
Наш земляк, поэт Геннадий Красников написал в свое время стихотворение, названное автором «Э. По».
И пока наша совесть больна
(слава Богу – не быть ей здоровой!), –
мы не судьи с тобой. Мы – вина.
Это наше последнее слово.
В сигаретном дыму дотемна
просидим, горячась бестолково…
Мы не судьи с тобой. Мы – вина.
Это наше последнее слово.
И войдут к нам из тьмы на порог –
век, друзья, и насупленный ворон,
и продрогший добряга щенок –
с беспощадным своим приговором.
Мы не судьи с тобой. Мы – вина.
Слышишь, жизнь!
Ты ответить готова?
Но уже не услышит она
это наше последнее слово.
Стихотворение имело большой литературный и общественный резонанс. Евгений Евтушенко, представляя читателям первую книгу Г.Красникова «Птичьи светофоры», наверное, единственный раз в жизни написал предисловие к ней в стихах, где за основу была взята строчка «Мы не судьи с тобой. Мы – вина»:
Глас: «Я повинен!» – дело чести.
Мы виноваты все во всём,
и неповинны, только если
с повинной голову несём.
И это мужество и зрелость
перед собою и страной
найти внутри такую смелость
быть не судьёю, а виной.
В один из приездов Геннадия домой, в Новотроицк, я организовал ему встречу с осужденными ИК-5 и до сих пор помню реакцию зала, когда прозвучали стихи: «Мы не судьи с тобой. Мы – вина». Вряд ли сам поэт думал именно об этой категории людей, когда писал свое стихотворение, но после той встречи он осознал, что нам, действительно, не дано порой «предугадать, как (и где) слово наше отзовётся».
Конечно, нельзя жить так, как будто каждое слово, произнесённое нами, последнее. Много чего мы успеем наговорить в жизни между первым словом «мама» и последним – «прости». Огромная сила евангелий отчасти заключается и в том, что все проповеди и высказывания Иисуса были его последним словом в земной жизни. После Вознесения Он больше ничего не сказал миру.
Но такое дано не каждому, а может быть, и никому не дано. И все-таки словесная лавина, обрушившаяся на мир в последние годы, поражает. К добру ли это? Все говорят и кричат, перебивая и не слушая друг друга, как будто в последний раз, как будто перед концом света. А что говорят? О чём кричат? Что можно выделить в этом житейском крике и гвалте? Например, известный шоумен заявляет: «Когда я выхожу из дома без штуки баксов в кармане, я чувствую себя как без штанов». Другой ему вторит: «Я различаю людей только по марке их автомобиля». Это их «последнее слово»? Этот крик души они хотят высказать миру? С этими словесами они готовы предстать перед Высшим Судией?
Не судите, и не судимы будете. В известный час уйдёт словесная мишура, и придут другие слова. Но отыщутся ли они в исковерканном сознании? И кто знает, когда придёт известный час? Каждое слово в нашей жизни может оказаться последним. И каким оно будет – это наше последнее слово?
